М.: Бывают такие месяцы, когда понятно, с чего начнется разговор. Разговор начнется с ужасного события в «Домодедово». После этого теракта, как впрочем, и после предыдущих, ни один из тех, кто руководит борьбой с терроризмом, в данном случае ни один из тех, кто руководит аэропортом «Домодедово», не подал в отставку с такой формулировкой «мне стыдно». Почему так происходит – никому не стыдно?
Ж.: А чего им должно быть стыдно-то? Стыд связан как-то с чувством вины, а кто из них считает себя виноватым? Вот последним, кто чувствовал вину и подал в отставку, по-моему, был Борис Николаевич Ельцин. У Ельцина, видимо, у последнего это было – что ворочается внутри, в человеке, колет, мешает, царапает. Вот это называется совесть. Это как гирокомпас на флоте. Там уже не стрелка, там такое сложное устройство, но все равно, показывает на север и юг. Эта стрелка показывает на добро и на зло. Это очень тяжело носить в себе. Но совесть при таких деньгах очень трудно разбудить, потому что ну кто же из наших чиновников… Ну, всё, что они имеют, связано с должностью. И вот на этой работе, каким бы он ни был, как бы он ни был сверху угнетен (чиновник, я имею в виду), все равно вниз обращена совершенно другая часть его тела. Он ничего не может сделать, в нем чувствуется большая отделенность от людей, на величину лимузина. Самый ближайший человек будет метра за три – там, где кончается капот. А если еще есть охрана, так еще метров за десять будет следующий человек. Так, чтобы не сближаться. А кто-то на самолете – у того еще дальше остальные люди. Кто-то на яхте, там уже метров пятьдесят от других людей. Вот эта отделенность, которая так ценится и особенно во время движения, что ты редко сталкиваешься с людьми. А раз ты редко сталкиваешься с людьми, так у тебя получается совсем другая жизнь, ты все время по встречной и ощущение такой спаянности. Я всегда сравниваю вертикаль со змейкой на курточке, молнией. Вот каждое звено важно, как только пропадает какое-то звено, она сразу не работает. Поэтому они так держатся друг за друга. Так трудно воспитать новое звено! Поэтому нет отставок. Мне вообще кажется, что сейчас ФСБ, если оно как-то понимает… ФСБ – это «оно»?
М.: Федеральная… Это «она». Федеральная служба безопасности.
Ж.: Да, «она». Значит вот «она». А я всегда считал, что это «оно»… Ну ладно… Ну «она» значит, да. Если вот «она» всерьез к этому относится, если она не хочет, чтоб ее опережали те, которые взрывают, то они, по-моему, просто должны сами планировать, они должны этим заниматься, чтобы предугадать что-то когда-нибудь. Я написал насчет теракта, пацаны, давайте я прочту. Сейчас, оденем очки…
* * *
«Защита или нападение»
Наше население просит наше государство разобраться с защитой и нападением. К сожалению, защита населения превратилась…
* * *
М.: Не могу Вас не спросить про Египет. Даже не столько про Египет, сколько про наших людей в связи с Египтом. Вот сейчас уже категорически запретили продавать путевки, пока это не запретили, наши люди с какой-то невероятной страстью ехали в страну, где в море акулы, а на берегу революция. Они ехали и ехали все равно. Вот как Вам кажется: это можно объяснить тем, что мы такой безбашенный народ, тем, что мы такие мужественные или тем, что если мы решили отдохнуть, то отдохнем непременно, и ничего нам не помешает.
Ж.: Думал над этим! Ну, во-первых, самые продвинутые все-таки уже свалили давно. Значит, остались люди средние, более такие простые. Но и они очень точно разбираются в ситуации, наши люди. А что, остаться здесь – лучше что ли? Простой вопрос: что, здесь зимой лучше? В этом же «Домодедово», извините меня за выражение – лучше что-ли, веселей? Особенно кадры оттуда, что в Каире революция, а все наши люди сидят в теплой воде с приятным выражением лиц. Большие животы, трусики, и все сидят нормально там. Революционные массы в теплую воду не идут, чтоб не расслабляться. А там, конечно, революционные массы. Им за тридцать лет надоело правление этого президента, и они хотят его сменить. И другого способа, чем революция, у них нет. А мы, к сожалению, знаем, чем это кончается, и кто приходит к власти. Мы-то знаем! Если, допустим, у нас (не дай Бог) будет то, что там, то наши останутся в теплой воде навсегда. Там наших довольно много, тысяч под семьдесят, я не знаю, сколько там сидит в теплой воде из наших. Потому что вы понимаете, что у нас произошло, это я уже думал давно: кто из наших родителей сидел на коленях у дедушки? Я думал так: кто? Мало кто, почти никого. Мы знаем, что такое революция. Потом гражданская война, потом коллективизация, потом Иосиф Виссарионович был очень строг к дедушкам. И в результате мало кто получил от дедушки. А от кого еще можно? От папы меньше. От дедушки самое главное воспитание. От дедушки ты получаешь эти знания. От дедушки ты получаешь твердость духа – от деда! От того деда, который помнит еще и царскую Россию, от этого деда ты мог получить аристократизм. И вот это воспитание, которое становится непреодолимым, когда ты не можешь, вот то, что называется «совесть» - это всё от дедушки. А когда дедушки нет, то мы живем так, как мы живем. Воюем там, где все отдыхают. И отдыхаем там, где все воюют.
М.: Счетная Палата решила проверить налоговые декларации у чиновников. Я вообще желаю Счетной Палате и Степашину всяческих успехов, но я хочу понять, можно ли в России реально понять реальные доходы чиновников. Это вообще возможно?
Ж.: Если появится реальное желание понять реальные доходы… То, может быть и… Случай из советской практики. Советской время было удивительно тем, что антисоветчиками были все. И секретари горкома, и некоторые члены Политбюро, может быть, даже все. Они все понимали, что мы попались. Мы вдряпались. И поэтому мы грызли этот гранит советской власти со всех сторон. Что такое реальные доходы – я там хлопотал по поводу своей книжки, первой книжечки. И со мной поехал, такой был человек, фамилию называть не буду, помощник крупного человека. Поехали ко второму секретарю горкома партии в Барвиху. Мы сказали, по какому поводу мы пришли, он сказал: «Сейчас будем обедать». Открыл холодильник – там пачка сигарет, ничего нет! Открою вам секрет – обедать я люблю. Только он сказал – через пять минут черная «Волга», этот сарай-фургон, Горпищеторг – привезли все горячее, все приготовленное. Выскочили двое, и из этой «Волги» стали носить всё на стол в этой даче, в пустой даче. Роскошное всё! И спиртное, и какие-то шашлыки, и жареное, и вареное, и икра… Икра, причем, намазывалась на огурец свежий… Это все было для меня потрясением. Я не знал, что это… Потом он меня научил, как икру намазывать на соленый гриб. Никогда не пробовал, не показалось. Я даже попросил разрешения – нельзя ли отдельно есть грибы и отдельно икру. Он сказал: «Можно, конечно, Михаил, но ты не понимаешь…» Я говорю: «Ну не понимаю я, может, пока привыкну…» Вот такой это был стол… Скатерть, посуда, сервировка (это к реальным доходам относится, как я понимаю) – все после этого было собрано обратно в черную «Волгу», эти все сверху бабочек одели обмундирование и отвалили… Но книжка вышла! Сейчас я не знаю, кто в силах отказаться от этих нереально высоких доходов, какие бывают у этих же чиновников. Ну что мы… Ну конечно, сейчас даже мэр новый Собянин говорит, что оказывается, тысячи чиновников существуют, с которыми невозможно познакомиться. Он говорит – неизвестные! Неизвестно как и где они там работают. Кто они такие? Они, видимо, кого-то принимают, у кого-то берут взятки, куда-то относят. Может, у них удостоверения какие-то есть. И вот это у них такие реальные доходы. Всюду говорят: «Вы нарушили закон – это преступление». У нас говорят: «Это будет сложно».
М.: Поразившая меня совершенно новость – с 2012 года будут урезаны пособия по беременности и уходу за ребенком. Чем можно объяснить тот невероятный факт, что с одной стороны, тратятся миллионы на рекламу того, что надо рожать, демографическая ситуация тяжелая. А с другой стороны, урезают такие пособия.
Ж.: Я читал где-то о марше беременных, вот это «дайте деньги на детей». Это сейчас сложный вопрос. Я иногда с сочувствием отношусь к Кудрину. Потому что действительно кризис, и идет этот отток капитала. Если бы они, конечно, вот эти реальные доходы чиновников реально проверили… То, может быть, за счет этих доходов можно было бы что-нибудь выделить беременным. Потому что других, я думаю, только вот эти… Ну вот деньги на беременность – мне понятно, откуда берутся. Это любой наш мужичок с бутылкой, с цветком, такси, девушки, в ресторан. Потом, видимо, где-то в комнате, друг ему даст ключ, либо в номере, ну вот это расходы на беременность. А потом еще есть расходы на рождаемость. Потому что действительно, ну это уже когда собирается компания за столом и виновник говорит: «У меня сын». И счастливая мамаша… И тоже там селедочка, водочка. Это деньги уже на рождаемость. Но потом начинаются вот эти восемнадцать лет, когда «дайте деньги на детей». Действительно, надо откуда-то дать деньги на детей, и тогда мужики все разбегаются. Их называют «алиментщики», их не выпускают за границу, за ними охотятся все. Но с него тоже не выжмешь, он делает все, он считает, что не он один в этом виноват. Такая у него глубоко ошибочная позиция. Я уж тоже рассказывал, что я сам бледнел, когда: «Миша, я должна тебе сказать…» Только с этой фразы я уже… Мне больше уже ничего не надо было говорить. И самое главное, вот эта вражда между мамой и отцом. Когда он считает, что его просто заарканили, что его накрыли сетью, что его где-то поймали, вот так вот выбросили сеть, скрутили, и все, и он теперь должен восемнадцать лет, за что? Одно же неловкое движение? За что? Наш же человек, он, как говорится, вначале покупает, потом примеряет. Я еще в советское время говорил – почему урезают пособия для детей? Все-таки, видимо, политическая обстановка в стране и кризис вынуждают государство пересмотреть демографическую ситуацию, чтобы все-таки поменьше было детей. Чтобы избавить мать от детских вопросов, почему там люди на площади собрались, что там случилось, что происходит. Не будет детей – не будет и взрослых. Но я все-таки считаю, что наверное, деньги на детей найдут. Восемнадцать лет впереди. Пока он вырастет, неужели еще люди будут собираться на площади? Может, уже не будут? А он вырастет, оказывается, с хорошей головой. И будет то, о чем я мечтаю – появятся инженеры, появятся ученые, появятся хорошие люди, появятся те, кто думает. Я думаю, вернется назад. Всё.
М.: Я взял бумажку, потому что я не могу запомнить фамилию исследовательницы – Шерил Киршенбаум. Она решила выяснить, какое событие для американца является самым запоминающимся в жизни. Меня, честно говоря, ответ поразил. Потому что восемьдесят процентов сказали, что это первый поцелуй. Как Вам кажется, если бы в России проводили бы такой опрос, какое событие русские назвали бы самым запоминающимся?
Ж.: Не знаю, но я думаю, примерно то же самое. Я могу опять-таки, извините тысячу раз, но я буду говорить о себе. Для меня события два было: одно – это День Победы, на Красной Площади в Москве, это событие самое выдающееся. И второе событие, опять-таки связанное с девушкой. Я был просто потрясен, это была какая-то такая первая встреча в институте, в общежитии. Мы целовались, и она потеряла сознание. Я просто перепугался. Комната была не моя, это Вити Ильченко. Я, значит, стал делать искусственное дыхание, хлопал ее по щекам... Она сказала: «Ты что – идиот?» Я сказал: «Нет». Она сказала: «Да». «Выпусти меня» - сказала она. И вот эти два события, День Победы и день поражения, практически, с разницей лет в двенадцать, наверное, потому что это был первый курс института. Вот это для меня были самые главные события. Потом я уже, конечно, стал понимать, что происходит. А так я вот, всё, других не было событий.
М.: В начале года всякие проводятся опросы. Результаты одного опроса меня поразили. Самый популярный у американцев вопрос в сети: «Как завязывать галстук?» А самый популярный вопрос у российских людей…
Ж.: В сети?
М.: Да, вопрос, который чаще всего люди задают в сети: «Как завязывать галстук?» А вопрос, который чаще всего в сети задают русские люди: «Что такое любовь?» В связи с этим, я хочу узнать у Вас, спросить, вот эта вот статистика, она говорит о том, что «перезагрузку» наших отношений с американцами будет проводить легче или сложней?
Ж.: Вообще, вопрос «как завязывать галстук» свидетельствует о неплохом материальном положении. А «что такое любовь» - действительно, а что такое любовь? Мне кажется, что это вся жизнь. Это и деньги, и квартира, и постель, и муж, и работа, и дети, которые вначале на руках, потом на шее, потом на горле… И родители, у которых вся жизнь от свадебного лимузина до впадения в детство вместе со внуками там где-то во дворе… Поэтому когда наши спрашивают «что такое любовь», я думаю, они имеют в виду «что такое эта жизнь?» А насчет взаимоотношений с Америкой – не получится у нас, мне кажется, не получится. Мы хотим, чтобы они были такие, как мы, они хотят, чтобы мы были такие, как они. Во-первых, нам бы очень бы хотелось, чтобы они как-то дали себя догнать, чтобы они как-то остановились на минутку. Но даже если они остановятся и подождут… Сейчас уже тяжеловато нам будет. Поэтому если вот эти выборы будут всерьез, то, мне кажется, победят коммунисты. Я сейчас говорю серьезно. И тогда мы все отойдем назад и станем опять первыми. Потому что сзади всегда легко. Понимаете, очень у народа как-то внутри антиамериканизм, вот это ощущение, что это нация торговцев, что это всё торговля. Но мы сами видим, что тот капитализм, который сейчас у нас, у него не очень приличное лицо. И они считают (наши люди), что это пришло оттуда всё. И вот это мешает соединиться. Мне кажется, что у нас не будет контактов и не будет такой дружбы.
М.: Начинается новый год, уже февраль наступит, когда выйдет наша передача, ощущение, что празднование Нового Года было очень давно. А тем не менее это было в обозримом нашем месяце, мы смотрели новогодние программы по нашему телевидению. В связи с этим я хочу у Вас спросить: что такое художественный вкус и есть ли вообще сегодня такое понятие?
Ж.: Мне кажется, художественный вкус – это, как говорили скульпторы, отсечь всё лишнее, но оставить смысл. Оставить, мне кажется, самое необходимое средство для достижения этого смысла, как этой цели, это какие средства – это краткость, это ту же совесть и талант. Вот это тогда что будет вроде художественного вкуса, если еще будет талант. Я не смотрел эти новогодние передачи. У нас с телевидением отношения не простые, хоть мы на нем с вами тут работаем. И у нас там получается так, что дети смотрят всё дневное, а их родители, если хотят, ночное. Поэтому получается, что днем сонные родители не могут практически проконтролировать, что смотрят дети. Это, если родители хотят услышать что-то умное – я имею в виду, нашу передачу. Получается, что всё, что происходит днем – это для детей. По уровню, что самое главное, по юмору, по пению. Потом они встречаются с сонными родителями и не слышат какого-нибудь умного слова, хотя ничего ночью как раз никакой порнухи нет. И это же смешно. Ночью у нас все тут происходит такое, как поговорить, собираются люди, что-то обсуждают, кто «за», кто «против» – это все ночами. А вот ночная жизнь происходит днем. На глазах у наших малолетних. Я долго мотался, закрывал спиной телевизор, потому что у меня сыну сейчас пятнадцать, ну уже я думаю, что я пропустил много, потому что он сказал: «Папа, перестань суетиться…» У него еще и компьютер есть. Поэтому эти попытки закрыть от него всю страну, все экраны… Ну я еще что хочу сказать, я путано говорю, но это неважно. В конце концов, почему я должен не путано говорить? Человек, который не путано говорит, между прочим, мне не нравится. Я гладкоговорящих очень не люблю. Вот особенно этим отличаются депутаты. Ну просто как будто где-то у него выключатель в заднице: кто-то включил – заговорил, выключил – замолчал. Заговорил гладко, четко, без смысла, но очень гладко. Иногда трескучими фразами, иногда нет. Но готов всегда! Это, как говорится, открыл рот и ты занят. Закрыл рот – ты свободен. Я это дневное телевидение недавно тоже посмотрел – что-то страшное. Телевидение воспитывает детей и оно же начинает спорить со школой, почему там происходят вот эти драки, что самое страшное, девичьи драки, со съемкой на мобильный телефон. И телевидение это показывает сейчас, разоблачая и ругаясь по дороге. То есть, фальшиво ругаясь, фальшиво возмущаясь, всё это фальшь… Потому что за этим стоит рейтинг, стоит публика (почему-то публика любит это все). И смотришь на это детское лицо избитой девочки, и этот возмущенный комментарий… Зачем я это смотрю? Зачем ты мне это показываешь? Зачем ты споришь с заучем? Что тебе зауч объяснит или директор? Как они могут заслонить собой всё телевидение? Вот всё, что я хотел сказать на эту тему, и по поводу новогодних передач и после новогодних передач. Что такое фальшь, как мне кажется – это правдивые слова и нехорошее лицо. Вот когда я научусь услышанное отделять от увиденного, я приспособлюсь к этой новой жизни. Всё, я замолкаю.
М.: Вот теперь мы переходим к той части нашей программы, где Михал Михалыч Жванецкий читает свои произведения.
Ж.:
* * *
В последнее время, когда мне говорят: «А ты слышал?»
Я говорю: «И не хочу».
* * *
Задрожала водка в рюмке.
Задрожал я на стуле.
За окном шли танки…
* * *
Был ли в жизни смысл?
Есть ли в жизни смысл?
И нужен ли в жизни смысл – если нет советской власти?..
* * *
А этот с трудом узнал, что у мэра сегодня день рождения.
Четыре часа дозванивался и поздравил все-таки.
И всё. И пусть.
И вдруг вспомнил – ой, забыл же назвать себя…
* * *
Вот, возьмите успокаивающее.
А вот и патроны к нему.
* * *
Чем пассивнее население, тем богаче руководство.
Руководство думает об себе…
* * *
М.: Теперь мы переходим к той части программы, где вопросы задают зрители, и начинаем мы с вопросов, которые будут на экране, пожалуйста.
Зрительницы: Здравствуйте, Михал Михалыч! Меня зовут Полина, я из Москвы. Меня зовут Ксения, я тоже из Москвы. У нас есть к Вам один вопрос: почему русский человек так любит философствовать на кухнях, но почему-то философов, кроме Вас, Михал Михалыч, я не знаю ни одного.
Ж.: Что «кроме Вас»?
М.: Философов, кроме Вас, она не знает ни одного.
Ж.: И почему – на кухне?
М.: Почему, с одной стороны, русские люди любят философствовать на кухне, а философов, кроме Вас, нет? Это она так сказала.
Ж.: Я понимаю, да. К сожалению, должен сказать, что кроме меня, еще есть философы. Там еще и в древности были. А почему на кухне – ну, потому что, как мне говорили, на кухне труднее всего установить подслушивающее устройство, мешает шум воды и шипение сковородки.
М.: И последний вопрос.
Зрители: Здравствуйте, Михаил Михайлович, меня зовут Юрий, я из Москвы. Меня зовут Наталья, я тоже из Москвы. У меня вопрос: почему охотники дичь убивают, а рыбаки часто отпускают рыбу? И с кем в связи с этим дружить правильнее: с охотниками или с рыбаками?
Ж.: Я помню, когда я сказал дома в Одессе, что я еду на рыбалку, страшный праздник поднялся: «Значит, у нас будет рыба?» Я сказал: «Я не сказал, что будет рыба, я сказал, что я еду на рыбалку!» Вот так и вот. Поэтому дружить, конечно, надо с рыбаками настоящими, а не с теми, кто едет на рыбалку. Вот тогда-то, я помню, я написал «Раки по пять и раки по три». Именно когда я поехал на рыбалку и ни черта не поймал. Но зато после этого долго был популярен.
М.: Теперь я обращаюсь к аудитории, кто хочет задать вопрос, поднимайте руку. Дайте, пожалуйста, микрофон человеку.
Зритель: Михал Михалыч, эпидемия гриппа сейчас, как известно. И в прошлом году тоже была эпидемия. Все в масках ходят. Я прибегаю в аптеку, говорю: «Можно маску?» Мне говорят: «Ну что вы! Масок нету, их давно разобрали». Летом жара, все умирают от жары. Я прибегаю в магазин, говорю: «Вентилятор можно купить?» Говорят: «Вентиляторов нету». Вопрос: вот почему те, кто делают вентиляторы, те, кто делают маски, как-то вот не могут заранее к этому подготовиться? Они что, не подозревают, что эпидемия гриппа может быть? Что в Москве бывает жарко?
Ж.: Не подозревают. Кроме того – к кому мы обращаемся? Кто делает маски? Где-то очень далеко на Тайване. Кто делает вентиляторы? Очень далеко в Китае. Значит, вот мы должны туда являться с претензией: «Почему вы не поставляете? Вот у нас сейчас грипп, а где маски?» Это надо на Тайване говорить. Значит, надо, не знаю, возить с собой всё. Сам человек должен готовиться. В нашей стране сам должен готовиться к самому худшему. Поэтому не буду говорить, чем он должен запасаться, но готовиться должен к самому худшему. И тогда запасы сразу будут ясны.
М.: Еще микрофон возьмите.
Зритель: Глубокоуважаемый Михаил Михайлович! Какой сегодня театр Вашего идеала или идеал Вашего театра?
М.: Присаживайтесь, вы свое дело сделали.
Ж.: Да-да-да, вы присаживайтесь, я встану. Потом наоборот. Не могу сейчас поймать, не могу вспомнить. Раньше я абсолютно точно знал, я шел в театр на Таганке, это был мой самый любимый театр. Я понимал, о чем они говорят, для чего, я там слушал всех любимых актеров и прекрасно понимал. И где-то еще – да Товстоногов. Был театр Товстоногова, потому что там откликалось как-то на нашу жизнь, особенно ярко и четко. И у Товстоногова и у Любимова. У Товстоногова были огромные неприятности, он был еще депутатом Верховного Совета, и ему Фурцева кричала: «Вы - член правительства, как вы можете…» Но всегда откликались. Сейчас я этого не вижу. Все пьесы иностранные, ну, большинство. Вот я иду сейчас в «Ленком» смотреть «Лев зимой», потому что там играет Чурикова. Значит, вот в каждом театре я смотрю то, о чем слышал. И еще, самое главное, отвечая на ваш вопрос – кончился институт звонков. Вот эти звонки: «Ты видел? А ты смотрел? А ты сходи, посмотри. А ты читал? А ты почитай. А ты фильм смотрел?» Нету этих звонков! Нету людей, которые бы позвонили. Поэтому у меня пока нет такого театра.
М.: Есть ли еще желающие?
Зрительница: Михал Михалыч, здравствуйте! У меня очень банальный вопрос: у Вас есть мечта?
Ж.: Однажды меня спросила телевизионная девочка: «Вот Вы, наверное, счастливы, все Ваши мечты осуществились?» Я должен сказать, что осуществились не мои мечты. Я мечтал плавать, мечтал быть моряком, плавать заграницу – вот это была моя мечта. Сейчас у меня этой мечты уже нет. Я уже видел всю заграницу. О чем я сейчас мечтаю? Наверное, ну дожить до того времени, чтобы страна стала более интеллигентной. Чтобы наши люди стали более интеллигентными. Чтобы мы, встретив друг друга, как бывает в сильный мороз в Москве – когда сильный мороз, люди становятся теплее друг к другу, потому что легче, потому что мы чувствуем – такой же мерзнущий человек. И тогда к нему возникает симпатия. Нам очень сложно видеть проносящихся мимо с мигалкой людей, которые нам кажется совершенно… Хотя у них, наверное, свои дела. Вот когда люди станут относится друг к другу так, как они относятся в сильный мороз, в жару, в моменты какого-то бедствия – вот сочувствие, всё, что я хотел сказать. Извините, пожалуйста.
М.: Мне остается сказать большое спасибо всем, кто пришел в студию к нам, большое спасибо всем, кто нас смотрел. Я надеюсь, что программа «Дежурный по стране» через месяц опять выйдет на канале «Россия». Всего доброго, до свидания, пока!