М.: Теперь я могу поздороваться уже, пройдя через Красную площадь с нашими телезрителями – добрый вечер всем, кто собрались в студии! В программе «Дежурный по стране» мы обсуждаем самые важные значительные события прошедшего месяца. И мне кажется, на мой взгляд, одним из самых главных событий было письмо, которое опубликовал наш президент, оно называется «Россия, вперед!» Меня совершенно поразило, во-первых, что оно очень откровенное. Во-вторых, крайне редко, мне кажется, глава государства о недостатках говорит больше, чем о достоинствах. Как правило, глава государства говорит, что у нас всё хорошо, но есть отдельные недостатки. А тут всё было наоборот. И там есть абсолютно такой искренний призыв ко всем – сказать: а как улучшить нашу жизнь, что в ней такое надо сделать, чтобы нам стало жить лучше? Естественно, что это вопрос, который…
Ж.: Как улучшить?
М.: Да. Если бы он спросил «как ухудшить», это было бы совсем парадоксально. Нет, он спросил – как улучшить? Поэтому естественно этот вопрос переадресовать Вам. Как Вам кажется, как на Ваш взгляд: что такое самое главное надо изменить в нашей жизни, чтобы мы зажили еще лучше, чем сейчас?
Ж.: Мне кажется, уже невозможно лучше жить. Мне кажется, уже так хорошо, ну просто, у меня лично никаких вопросов нет. Ну как улучшить нашу жизнь… Как будто мы всё время об этом не думаем. Каждый думает и все думают, и пытаемся. Вы знаете, позвольте, Андрей, я вот из того, что собрался читать, тут у меня есть одна штучка, может она каким-то образом чего-то…
* * *
Государство тратит сегодня такие средства на защиту отечества, ибо есть такая профессия – Родину защищать. Вот и дежурят они по периметру нашему и американскому…
* * *
Ж.: Теперь – это я отвечаю на вопрос, когда-то Познер задал мне вопрос вот в этом интервью – он спросил - что такое власть? Я сказал – это люди, которым положена охрана. Спасибо за внимание. И еще я хотел бы добавить от себя (хотя это было тоже от себя) – но еще раз от себя – вот наши люди вначале занялись тем, чего они не видели. Вот чем они сейчас занимаются – комфортом. Вот этого же никогда никто не видел: машины, дома, квартиры, штаны, телевизоры, спортзалы – комфортом занялись. На нас обижаются, почему мы не занимаемся свободой слова. Следующий этап (комфорт был для тела), следующий этап, я надеюсь, будет для души. Мы уже будем стремиться к тому, о чем мы слышали, но еще не видели – то есть демократия. Свобода слова, правильный подсчет голосов, между прочим… Между прочим… Как говорится – ни на что не намекаю, но озабочен этим. Теперь значит – чтобы вот это всё, приобретенное в эти тучные годы, чтобы это всё в виде собственности как-то сохранилось у людей – они сейчас озаботятся правильным подсчетом голосов. Потому что темнота (сейчас хорошо скажу) – это незнакомство со светом!
М.: Хотелось бы продолжить Ваш разговор про Америку, потому что произошло в Нью-Йорке, я не знаю, все ли вы это знаете, сейчас я не шучу, я говорю правду – в Нью-Йорке русский язык стал одним из официальных языков. То есть теперь всякие прошения, просьбы можно в Нью-Йорке писать на русском языке.
Ж.: Додавили мы всё-таки!
М.: Вопрос у меня в следующем: вот исходя из этой логики – должен ли английский язык в Москве стать официальным?
Ж.: Да – если они в таком же количестве приедут сюда! Я уверен. Стоит для этого что-нибудь сделать, действительно, чтобы они повалили к нам. В принципе, английский язык у нас и так сейчас действительно второй язык в Москве. Молодежь им владеет просто изумительно, потому что все лекарства, все Интернеты, все инструкции – всё это на английском языке. Я, к сожалению, им абсолютно не владею, поэтому абсолютно безграмотный, поэтому живу среди вас и, видимо, буду долго жить еще среди вас. Но я представляю себе, конечно, ну допустим (я хочу жить здесь, ну допустим) – я бы решил жить там. Я был бы таксистом, и если бы я встретил меня (как это документально – то, что я говорю), я бы высунулся из окна, увидев меня где-то на Бродвее (там такси – это «Шевроле-Каприз», в основном такие крепкие машины), высунулся и крикнул: «Миша!» А он говорит: «Что в Одессе слышно?» Я говорю: «Ничего, всё в порядке». «Михаил, давай садись, я тебя бесплатно сейчас отвожу на Брайтон, мы там сидим». Я туда действительно однажды поехал, там есть киоск, где одни устрицы. И вот темнокожий человек открывает их этими белыми от морской воды руками – они что-то по пятьдесят центов или по доллару, я не знаю. Огромное количество устриц мы сожрали. Он говорит: «Зачем тебе туда возвращаться?» Я говорю: «Мне надо. - Перетерпи! Ты посмотри, как тут… Ну, дети прокормят. Да помогут…» Я говорю: «Надо мне. Надо, дорогой. Я там живу». Он говорит: «Ну раз надо – так надо. Не буду задерживать. Ты человек взрослый». Вот поэтому я здесь, среди вас, спасибо вам за внимание.
М.: Я, наверное, в первый раз за столько лет передачи Вам задам вопрос, который мне не хочется задавать. Не хочется мне его задавать по двум причинам: потому что мне моя мама (а у меня была очень мудрая мама), говорила мне, что когда муж и жена ругаются, никто вмешиваться не должен. Но когда ругаются такие муж и жена, то вмешивается вся страна и не спросить Вас об этом невозможно. А вторая причина: потому что я знаю, что Алла Борисовна Пугачева – Ваша подруга. Тем не менее, не спросить Вас про то, что происходит с ребенком Кристины Орбакайте и ее мужа Байсарова, невозможно. Я долго думал, как сформулировать вопрос, чтоб никого не обидеть. Я бы сформулировал вопрос так - то есть я формулирую вопрос, а Вы отвечаете на что хотите, вот у нас же такая ситуация?
Ж.: Что я и делаю.
М.: Да, я поэтому и говорю. Вопрос я бы сформулировал так: как Вам кажется, вот у наших супер-звезд осталось ли еще что-нибудь такое, что они не готовы обсуждать публично? Или они готовы обсуждать публично уже всё, что угодно?
Ж.: Ну, в данном случае, я тоже не хочу говорить, поверьте – именно потому что я к ней отношусь с огромным уважением и считаю, что она всегда права. И буду считать, просто потому, что я так обязан. Так обязан считать человек, который очень уважает и любит другого человека. Он должен считать, что тот прав! Всё! Тут я комментировать не могу. Пение против денег – это конечно, пение проигрывает. Я не знаю, что там будет решено с внуком. Я даже прочел какие-то немножко такие злорадные заметки в газетах о том, что оказывается Примадонна (Алла Борисовна) не все может. Я хочу сказать им – что она может всё, просто в данном случае - это уже не она, это уже взрослые дети. Не она выбирала, это взрослые дети. Просто ей приходится вмешиваться в это дело и подставлять себя, потому что там столько денег напротив, что очень сложно бороться пением с этими деньгами. Теперь, отвлекаясь от этого, я хочу просто сказать, что это такое – публичность в разборе. А начинается все это очень просто – когда мужа называют «он», жену называют «она». Без имен. Вот уже тогда… Я однажды – моя жена положила телефон, а он продолжал работать. И я услышал, как она обо мне говорит «он». «Ты представляешь – он вдруг вспылил…» Я думаю: «Это обо мне – «он»?! Что, меня уже Мишей не называют?» То есть вот это отсутствие имени, слово «он» - и ты становишься посторонним! Я помню, как я тогда страшно вспылил, устроил дома свирепый скандал, очищающий меня и пачкающий, конечно, того, кто это сказал. И вы знаете, что сразу происходит? Я это давно вот заметил – вся семья нормальная, там может быть ревность, там могут быть упреки, но там цифр мало. Как только начинаются такие разборки – всплывают цифры. Вот начинается язык цифр. Вот значит – подушек пять (в скобках – 5), квартир – три (в скобках – 3), вот весь мир в скобках, весь мир состоит из подсчетов и начинают это все делить. Ребенка два, ребенок один (в скобках – два, в скобках – один) – вот такое получается все… И кем бы ты потом ни был, после решения суда, что бы ты из себя ни представлял – ты, любой родитель, или папа или мама – превращается в приходящего. Что это за папа – с кульком конфет? Раз в неделю или два раза в месяц. Даже и с компьютером в подарок… Когда он является и эти его жалкие слова… Кому он нужен – это отец? Или кому нужна эта мать – по постановлению суда, с этим подарком? С этими билетами в зоопарк, с этим неожиданным: «А ты знаешь, а давай махнем зимой в горы» - говорит он сыну, который смотрит на него, ничего не понимая – почему он стал приходящим, этот папа? И надо быть очень добрым сыном, чтобы через десять лет узнать отца. И надо быть очень добрым, или с хорошей памятью отцом – чтобы узнать своего сына. Хотя такие случаи, конечно, бывают. И вот всё, что я хотел сказать. Мне жалко Аллу Борисовну, жалко, что всё так получилось. А с другой стороны – действительно, я сегодня прочел письмо этого человека, этого гражданского мужа – какой пиар опять! Это такое – опять на вершине всех разговоров всей страны. С одной стороны – так, а с другой стороны – иначе, как все в нашей стране имеет две-три стороны. Спасибо вам за внимание.
М.: Единственное, что мне кажется, когда Вы говорите «песни против денег» - у меня нет ощущения, что Пугачева и Орбакайте – это только песни. Мне кажется, там деньги тоже есть. Такое ощущение, я не считал, конечно, но мне кажется, что деньги тоже есть.
Ж.: Вы знаете, я бы мог присоединиться к вашим ощущениям, но я тоже не знаю. Как мне сказал один олигарх: «Алла – огромная сила». А он сам огромная сила. Я не хочу называть его фамилию, один из самых богатых людей нашей страны. Так что вот так.
М.: Ну поговорим о том, что Вам ближе, а именно – о русском языке. Потому что совершенно неожиданно для всех, просто как гром среди ясного неба, вдруг в первых числах сентября произошла небольшая реформа русского языка. И оказалось, что «кофе» может быть среднего рода, «иогурт» можно называть «иогУрт», можно говорить «дОговор», можно говорить «договОр».
Ж.: Да, я бы сказал – «удАрение» тоже можно менять.
М.: Да, я вот Вас как раз об этом хотел спросить, поскольку я посмотрел на Ваш портфель, Вы ходите с портфелем – почему, как Вам кажется, до сих пор все-таки нельзя говорить «пОртфель» почему-то, и почему до сих пор нельзя говорить «звОнит»? Почему?
Ж.: А потому. А потому что это единственное ударение и правильная речь, по которой мы отличаем интеллигентного человека. Я всегда, когда слышал «одно кофе» - я понимал, с кем имею дело. Ну сразу! Мне ничего не надо было говорить! Я всё – я уже понимал! Что надо либо держать карман как-то закрытым, либо вот как-то беречь себя, либо в общем отвалить побыстрей. «Одно кофе» - очень характерный признак. «Мне одно кофе» - сзади тебя говорит кто-то, хотя невзирая на галстук и ты говоришь: «Пожалуйста, без очереди, я лучше сзади вас…» А сейчас, в связи с большим количеством президентских указов… Это президентский указ, по поводу ударений?
М.: Нет, это вообще не указ. Это вышли словари, которые руководителями науки были признаны правильными и вот в этих словарях такие ударения.
Ж.: Я даже не знаю, мне это кажется настолько не жизненным. Мне даже кажется – жаль, что вы меня об этом спросили. Как-то об Алле Борисовне мне еще хотелось говорить, а здесь – просто хочется сослаться на высокую занятость. Потому что, ну действительно – я думал, это сверху пришло в виде указа, тогда хотелось подумать, что вот мол, все указы не исполняются, может хоть этот исполнится. А здесь – это действительно послабление людям блатным, «ё-моё» можно теперь, наверное, говорить. Потом «дребездеть» вместо «дребезжать» можно, наверное, говорить. Куча слов, я им подскажу, я только должен сосредоточиться. Где можно это все уже произносить. А потом еде отменить два «н» и особенно это загадочное - «точку с запятой», которую до сих пор я с большим трудом представляю, где ее ставить? Ну вот если это отменить, я просто буду по-человечески рад. Я бы теперь это реформу через мягкий знак писал – «рефорьма». И еще мне приходит в голову какая-то ария: «Пуськай погибну я, но прежде…» «Пуськай» через мягкий знак тоже…
По-моему, это «Евгений Онегин», неожиданно всплывает… Если бы и при этом еще и автобусы не переворачивались, если бы при этом не погибало столько людей на дорогах, а мне почему-то кажется, что это связано – вот с этим «одно кофе», с этим всем, потому что это вот такое отношение ко всему. Все, простите.
М.: Произошло событие, которое, так о нем сказали немножко, но, мне кажется, его значение не до конца понятно. С «Автоваза» в Тольятти увольняют пять тысяч сотрудников и предлагают перепрофилировать эти заводы для того, чтобы они выпускали детские электромобили, пластмассовые игрушки и велосипеды. Тем самым, как я понимаю, признано наконец-то, что машины у нас не получаются.
Ж.: То есть игрушечные получаются, а эти – нет?
М.: Игрушечные и электро… А вот на бензине – как-то не идет. Как Вам кажется, что еще нам, может быть, перестать выпускать, пока не поздно, и какие заводы еще можно перепрофилировать?
Ж.: Вопрос очень, такой… Я бы все-таки собрал наших людей, попросил сосредоточиться, попросил бы сконцентрировать всю силу воли, все свое мастерство – и не выпускать никакие товары вообще! Я не видел ни первой необходимости, ни второй. Пока что-то не начнет получаться – может быть, шашлыки при дороге, может быть, игрушки. Потому что я не видел наших товаров в других городах, за границей особенно. Ну если бы было что-то хорошее, оно бы там появилось. Как и у нас бы появилось. Не вижу! Наверное, что-то есть. Наверное, мне скажут, конечно – «а также в области балета… а вот военные достижения…» Да, какие-то есть. Но, ввиду того, что абсолютно ничего нет, чем можно пользоваться, я уже не верю, что есть то, что может стрелять. Понимаете, не может быть, чтобы здесь ничего не было, а здесь что-то появилось. Не может быть, это те же люди. Это я когда-то говорил, что мне нужны инженеры. Мне нужны – я имел в виду публику, взаимопонимание… Я не думал, что это понадобиться всем нам. Ну очень смешно – если «Автоваз» перейдет на игрушечные автомобили… А потом «Камаз» - на маленькие грузовики… Ну потому что действительно, ну когда садишься в «Волгу», ну ребята… У меня когда-то была «Волга», это машина, у которой руль левее сиденья! Или правее сиденья. Но не по центру человека! И все педали тоже чуть в стороне. При дожде стекла становились совершенно непрозрачными. Хоть всё работает, ты не видишь ни черта! Хорошо, что тогда было мало народу на улицах и мало машин. А что значит – профилактика… Надо же было эту машину, после того, как ты ее получил, надо было ее «протянуть». Протянуть – это значит закрутить все болты, потому что они все были завинчены от руки. Там ничего не было сделано ключом, всё от руки. Значит, а где это можно было сделать – в лесу. В лесу была бригада. Они даже были, по-моему, в маскхалатах, совершенно вот такие… Ты подъезжал к этому лесу (где-то в Подмосковье), они у тебя брали машину, выходил кто-то весь замаскированный, он брал машину и въезжал в гущу на два бревна, которые над ямой – над выгребной ямой. И это единственная была бригада, в лесу работали ночами, которая могла хоть закрепить болты, «протянуть» всю машину. Ты уезжал куда-то на день, вечером возвращался, они тебе из леса выкатывали вот эту машину. Самое главное – если ты наезжал на кочку, то открывался сзади багажник. Я вначале просто остолбенел. Я наехал – и вдруг стало темно у меня в зеркале! Исчезли все задние машины. Я думаю: «Боже, что такое?! Что со мной? Помер или в гробу?» Я сразу вышел и вижу, мне все кричат: «Багажник открыт!» Уже кто-то любопытный что-то там разглядывает. Я захлопнул, поехал, опять тряхнуло – опять открылся. Я уже привык. Кому бы я ни давал отремонтировать – не могли отремонтировать этот замок и всё! Я тогда, невзирая на высокую занятость, высшее образование и все остальное – я плюнул, загнал машину в лес, сам разделся до трусов, открыл это багажник, сам исследовал этот замок, снял, что-то отрегулировал, что-то там понял как-то, закрыл – и больше он не открывался и не закрывался. Я, по крайней мере, решил проблему.
М.: Известный защитник природы Олег Митволь возглавил один из округов Москвы. И всякая новая власть начинает с того, что она что-нибудь переименовывает. Была переименована шашлычная, которая называлась «Антисоветская», потому что находилась напротив гостиницы «Советская». Естественно, она была переименована не по велению Митволя, а потому что захотели ветераны. Между тем, я убежден, есть огромное количество людей, которым не нравится название «Советская». Вот их наверняка очень много, например - я. Как Вам кажется, почему гостиницу «Советская» не переименовывают, а «Антисоветскую» переименовали?
Ж.: А чего переименовывать гостиницу «Советская»? Причины какие?
М.: Не нравится слово.
Ж.: «Антисоветскую» - есть причины. А «Советская» - она настолько вписывается в то, что сейчас происходит… Ее и трогать не надо, всё это мы можем назвать – гостиница «Советская». И однообразие лиц наверху, однообразие лиц чуть ниже – вот это всё советское. Тексты указов бесконечных, и особенно комментарии к указам, когда надо сделать выводы, создать атмосферу нетерпимости, извлечь уроки… Кто-нибудь знает, что это такое? Я не знаю, что это такое. Все равно как «создать гибкую налоговую систему» - я не знаю, что это такое. А мне когда-то говорили, чтобы запутать – «развернутый финал надо дать в произведении». Что такое «развернутый финал» я тоже не знаю. Когда вот кто-то говорит об этом, ты становишься сумасшедшим, потому что понимаешь, что тебя нарочно загоняют. Поэтому надо куда-то девать тупых. Тупость – огромная сила, между прочим. У тупых людей шансы устроиться на работу в гостиницу «Советская», будем так это называть, в сто раз больше, чем напротив. Что они могут при капитализме? При социализме они могут пойти в комсомол, в партию, в товарищеские суды, в контрольные органы, в цензуру, речи писать, аплодировать. А что при капитализме? Земляные работы? Наша власть, ведь чем она всегда хороша – она считает, что тупой человек очень исполнительный. Это просто такой исполнитель – он все время работает. И вы знаете, больше всего… О, сейчас опять хорошо скажу! Что такое суть Советской власти, суть вот этой диктатуры, вот этой вертикали – «ой, вы приказали то, что мы хотим!» Причем это ликование – «да-да-да, мы этого хотим! Мы тут же побежали! Мы это сделаем!» Это называется «создать атмосферу». Поэтому при социализме у тупых так много работы и они тянут «туда». А тупость – это огромная сила. А шашлычная «Антисоветская» уже так крепко засела в мозгах – мне сегодня позвонили люди, пригласили на юбилей известного артиста в шашлычную «Антисоветская». Хотя, может быть, это название не утверждено, но попробуй ее выковыряй из мозгов, после всех этих скандалов. Она теперь будет сидеть в мозгах, как бы ее не назвали. Мы будем говорить «в шашлычной «Антисоветская», а не «в гостинице «Советская». Так что поздравляю – мы добились своего!
М.: Пермские депутаты предлагают, чтобы в школах изучали предмет под названием «Семья-ведение». То есть «ведение семьи». То есть они хотят приучить детей к тому, что такое идеальная и хорошая семья. В связи с этим мне бы хотелось у Вас узнать, вот как Вы представляете себе такой предмет в школе? Какие должны быть практические задания? За что нужно ставить оценки? Как вообще этот предмет должен происходить?
Ж.: Спасибо за вопрос. Я бы сказал, что школьников надо учить только на примере. Потому что на глазах ребенка семья постепенно переходит от любви к уважению, от уважения к необходимости. Вначале – это страсть, это избегание детей, это запирание, это включение музыки все время, и пока соседи не спрашивают: «Что-то музыка у вас стала реже играть?» Чтобы заглушить – они включают музыку. То есть всячески избегают, чтобы дети это узнавали, эту суть. Но постепенно-постепенно узнавали о необходимости друг в друге. Ну и для детей, что я бы делал – не лекции, мне кажется. Просто я бы назначил приказом министра образования какую-то семью – создал бы. Папа – кандидат педагогических наук, мама, допустим, сестра-хозяйка в хорошей больнице. Она жену играет. Бабушка – доктор психологических наук из Института психологии и педиатрии. И приводить туда детей на неделю! Жена говорит: «Вася, у нас вместе с вилкой выдергивается вся розетка». Так во всех квартирах, вы это знаете прекрасно. «Вася, ты бы починил…» Он говорит: «Запиши в книгу неотложных дел. А ты когда будешь мыть лестницу?» Она говорит: «Запиши в книгу неотложных дел». И ребеночек это всё впитывает, всё это слышит. Бабушка что-то такое всё время читает в очках, что-то красивое. Вот в такую образцовую семью приводить малышей на неделю. И после этого, возвратясь домой, он, конечно, уже понимает – где он и как он живет. И он тогда может способствовать превращению. Спасибо, товарищи, мне больше нечего ответить на это.
М.: Есть такая фраза, которую я говорю на каждой передаче. Она звучит так: «Под бурные аплодисменты собравшихся Михал Михалыч начинает читать свои произведения».
М.: Я, действительно, ребятки, этим летом написал кое-чего. Сейчас, мы оденем очки. Так… Простите… Всё равно, это же всё вырежут, все эти паузы. Мы же увидим живую, очень динамичную передачу. А вот эти все паузы – копается кто-то, кто-то кашляет, кто-то всплакнул – это всё не надо.
* * *
Видя лицо старого интеллигента, вспоминаешь, что ты необразован, любишь женщин, жратву, выпивку…
* * *
Кто не боится крови – идет в адвокаты.
Кто боится – вот врачи.
* * *
Скандал в Одессе:
- Гриша, перестань!
- Что перестань – я еще не начал.
* * *
Он потерял голос и перестал материться.
* * *
Начальник: - А что делать, чтоб выполнить приказ?
А что делать, чтоб выполнять приказы?
Записывать мат в приказ – долго…
* * *
В человеке всё должно быть симметрично.
Нос – над пряжкой.
Глаза – над носками.
Пятки – под ягодицами…
* * *
Мы сидим в кабачке, где сидели Бетховен, Моцарт…
Можно было сидеть там, где сидели наши великие люди, но очень холодно.
* * *
Нам объявили – прибудут женщины в нашу компанию. Красивая женщина – от 500 у.е. Роскошная – от 1000 у.е. И тут вошла божественная – 5000 у.е. за ночь. О ней сказали: «Красивая, преданная, нежная, стройная начитанная, эрудированная, ироничная, верная до гроба». Всего 5000 за ночь! Я пересчитал в кармане…
* * *
Мы вполне предсказуемы.
Отнимут страну – будем любить друг друга.
Дадут страну – будем любить ее.
* * *
М.: Теперь переходим к той части программы, где вопросы задают наши зрители. И сначала вопросы, которые были записаны. Пожалуйста, первый видео-вопрос.
Первая зрительница: Добрый вечер, Михал Михалыч! Мы студентки из Москвы, и это – моя подруга Татьяна.
Вторая зрительница: Это – моя подруга Юлия.
Первая зрительница: У нас к Вам вопрос: кидаете ли Вы монетку в водоемы в тех метах, куда бы Вы хотели вернуться?
Вторая зрительница: И вообще – куда бы Вы хотели вернуться?
Ж.: Вот, вы знаете, у меня почти не было мест, куда бы я хотел вернуться, поэтому не кидал почти никуда ничего.
М.: А в Одессе?
Ж.: А чего кидать – я построил там жилье. У меня там дом, я туда и так возвращаюсь – и кидаю столько монет в водоем!
М.: Пожалуйста, следующий вопрос.
Зрительница: Здравствуйте, Михал Михалыч! Меня зовут Саша, я из Краснодара. Скажите, пожалуйста, верите ли Вы, что есть женская интуиция? И какая она?
Ж.: Конечно верю! А каким образом я женился? Это только по интуиции моей жены. Я же был выбран, а не наоборот. Меня выбрали и всё. Конечно, есть женская интуиция. Самое главное – что когда вас выбирают по женской интуиции, вы оказываетесь верным мужем. Невзирая на все передряги до этого.
М.: Теперь я обращаюсь к зрителям в студии, если вы хотите (на что я очень надеюсь) задать вопрос, поднимите руку и возьмите микрофон.
Зрительница: Меня зовут Анна. Для начала разрешите выразить Вам свое восхищение и уважение, я Вас очень-очень-очень люблю. Вы являетесь одним из создателей и художественным руководителем Московского театра миниатюр. Что такое Московский театр миниатюр? Это мой первый вопрос. И второй. Скажите, пожалуйста, есть ли шанс у начинающего молодого писателя и драматурга, в данный момент я имею в виду себя, взаимодействовать с Вашим театром при условии, что у него (то бишь у меня) достаточная, я надеюсь, доза ума и таланта, чтобы понравиться художественному руководителю этого театра.
Ж.: Чудесная речь, вы добились своего. Мне нечего ответить, конечно, совершенно. Надо еще только добавить – «если к вам обращается молодой талантливый писатель, драматург…» «Талантливый» надо сказать обязательно. Сейчас вообще не надо скромничать. Долой скромность, вперед, вот со всеми качествами, которые у вас есть. Значит, хотите, приносите тексты, хотите, не приносите – вы одинаково будете встречены с любовью.
М.: Еще, пожалуйста, есть желающие?
Зрительница: Здравствуйте, Михал Михалыч, я из Улан-Удэ, мне так повезло попасть сюда, я завтра уже улетаю, я счастлива, что попала на Вашу передачу. Я хотела спросить Вас: считаете ли Вы себя пожилым человеком? Вчера был «День пожилого человека». У меня трое детей, меня никто не поздравляет и я рада этому. И вот когда я писала заявление на пенсию, там было написано «пенсия по старости». Вот меня лично это оскорбило, я зачеркнула и написала «по возрасту».
Ж.: Значит я сам тоже думал – что такое «пожилой человек»? Черт его знает! А что такое «молодой человек»? Тоже черт его знает! Они видят себя среди нас, мы видим себя среди них. Держаться от времени надо подальше. От подсчетов. Всё! Есть у меня товарищ, который всё время подсчитывает. Он, когда меня встречает, говорит: «Ты же знаешь, сколько наших уже померло». Он все время это подсчитывает и пытается мне это передать, вместе со своим настроением. Ну, видимо, он вот такой, он этим занимается. Ни черта! Держишься далеко от времени, и оно тебя какое-то время не замечает. Когда придет время ему тебя заметить, оно тебя заметит. И когда мне говорят: «Неужели Вам столько лет?» Я говорю: «Не знаю… не знаю… Может, в милиции ошиблись. Сейчас милиция так плохо работает…»
М.: Михал Михалыч, а вот не считая болезней, есть ли что-то в старости, чего Вы боитесь? Что у Вас появятся какие-то черты характера, свойственные пожилым людям? Боитесь Вы чего-то такого?
Ж.: Да, конечно, боюсь. Ну боюсь самого главного – что вот этот пресловутый стакан воды, который ты будешь ждать, чтобы кто-то тебе подаст – вот это самое страшное. Самое главное, чтобы ты этот стакан мог сам себе налить, и с чем ты хочешь, и сам выпить. Вот чтобы ты мог сам это всё сделать! Потому что вот когда ты дошел до состояния, когда ты не можешь, когда ты должен у кого-то принять этот стакан воды – ты тогда должен честно посмотреть на это всё и честно подумать: стоит ли продолжать вот эту растительную жизнь или не стоит? Мне так кажется, только когда ты сам делаешь вот это всё: ты сам вышел, сам сделал, сам что-то приготовил, сам спрыгнул, сам вошел, легко прошелся, подошел к вам… Я хотел сделать концовку передачи такую эффектную – взял и ушел к чертовой матери, а моя речь еще слышна, она еще транслируется, я уже вышел на улицу и всё говорю… Это, конечно, было бы очень эффектно. Ну что хорошего в возрасте? Как сказал мне один очень умный человек (я сам не знал, что хорошего): «Ну это то, что ты можешь рассказать, ну ты можешь рассказать кому-то о встречах с Высоцким, ты можешь рассказать о встречах с Окуджавой – вот это то, что они не знают». И я говорю, единственное мое достоинство – то, что я был там, куда вы идете. Спасибо за внимание.
М.: Я думаю, что после этого мне остается только сказать большое спасибо всем, кто пришел сегодня к нам. Большое спасибо всем, кто смотрел нашу передачу по телевизору, я надеюсь, что через месяц снова на канале «Россия» снова выйдет в эфир программа «Дежурный по стране». Всего доброго, до свидания, пока.