М.: В эфире передача “Дежурный по стране”. Я думаю, мы начнем с Ваших произведений?
Ж.: Я еще никогда под аплодисменты портфель не открывал. Просто для того, чтобы разогреться и понять, потому что я это написал к выборам, которые произойдут в 2003 году. Всё таки мы сейчас снимаем в конце 2002. Это такой диалог.
“Да, вот увидишь, всё будет хорошо, вот увидишь, да, да. Почти никто этого не увидел. То есть было по-разному, даже хорошо, но чтоб кто-то увидел. Скажите, почему никто ничего не делает?..”
“Мы квартиру иностранцам сдали, а там пошло. Телевизор сдох 7 ноября, включился 1 декабря, показал “Любэ”, крикнул “Атас” и сдох”.
“Кто что откладывает на старость - кто деньги в чулках, кто камни в почках…”
“Если соединить Мишу с Наташей и если посмотреть на Мишу, закрыв правый глаз…”
“Весь день раздавались крики: “Чья машина? Чья машина?” Он сидел в кустах и молчал. К вечеру, когда все разошлись..”
“В Одессе верх бесцеремонности – человек вошел без стука и подал…”
“И тут внутренний голос сказал мне – налей сначала себе, Миша…”
М.: У нас наша сегодняшняя передача состоит из очень многих составляющих, которые будут задавать вопросы. А начнем мы с видеовопроса, мы записали на зимних улицах Москвы.
Вопрос: Какой самый запоминающийся подарок Вы получили на Новый год и какой самый лучший с вашей точки зрения подарили сами”.
Ж.: Сам жаден, скуп, как человек – отвратителен. Жене шубу подарил. И не могу вспомнить подвигов равных. Просто не могу. Шуба советская, очень тяжелая, норковая, но очень тяжелая, купленная мной в Казани на распродаже еще при Советской власти, поэтому это подвиг, равных которому нет. Как утверждает Наташа: “Нитки там очень много весят”. Поэтому я, когда сам подаю ей шубу, шатает меня, я падаю. Она выше меня, поэтому счастье моё, что шуба опирается на пол. Она может просто даже стоять, в нее можно войти, из нее можно выйти, внутри нее можно двигаться. Как ни странно, хорош фасон. Ну мне самый лучший был подарок, подарили “джип” когда, страшно сказать, мне было шестьдесят лет. Это было восемь лет назад мне подарили “джип” “Форд-Эксплорер” и это было шестидесятилетие, это была действительно какая-то компания, это был большой шум. Единственное, что потом оказалось, в документах некоторые номера не совпадают с номерами на двигателе. То есть его оказалось невозможно ни продать, ни пользоваться, ни ездить. Куда я ни ездил, милиция меня, конечно, пропускала, но когда кому-то приходило в голову сличить, вот когда я уже захотел продать, там не обнаружилось вот этого сходства. Казалось бы, пустяк, несколько цифр, ну какое они имеют значение, товарищ лейтенант, говорил я. Он мне объяснил, что значение имеют большое. Вот это был самый крупный подарок, который я получил в жизни, больше, пожалуй, ничего.
Вопрос: Недавно на телевидении и в газетах появились вопросы к президенту. Вашего вопроса там не было. Какой бы вопрос Вы хотели бы ему задать?
Ж.: Я хотел бы ему задать вопрос: “Когда мы наконец будем счастливы?” Но я не задал его, просто потому, чтобы он не чувствовал себя скованно. Я решил освободить Президента от своих проблем, как я Вам прочел: “Прокорми себя сам, сними с нас заботу о себе”.
Вопрос: Обращается к Вам Таранин Иван, который сильно мерзнет перед Большим театром и надеется, что от Вашего, лично мне адресованного поздравления, станет теплее”.
Ж.: Ванечка, во-первых, можно выпить. Во-вторых, прижаться к чему-то теплому, пушистому, хорошо одетому, ароматному. Может бы, не такому холодному, как ты, а чуть-чуть более теплому, либо вот попасть в такое помещение, как мы здесь, где все сидят и задают одному вопросы. И почувствовать, главное, что не ты один, что всем так. Вот отчего становится теплее? Теплее становится, если ты не один. Если ты знаешь, что другим возле Большого театра так же холодно, то тебе становится теплее.
М.: Я не понимаю, почему новогодний праздник вызывает такой невероятный восторг. Заканчивается год, люди становятся старше, пожелания “с Новым годом, с новым счастьем”, означают, что старое счастье плохое, нужно какое-то новое. Почему это вызывает такой восторг? Почему это вызывает такой восторг? Почему все называют этот праздник любимым? Мне не у кого было спросить за 44 года жизни.
Ж.: Хочу сказать, что праздники и встреча Нового года раньше, при Советской власти, были значительно счастливее. Это было счастье, в доме Актера, в Доме кино, в Доме писателей. Это было счастье. Выхожу на формулу: счастье – это контраст, как мне кажется, когда вокруг всё сиренево и фиолетово и черно, то здесь у вас, где вы собрались, это так счастливо, так непередаваемо, ваш маленький капустник, ваши намеки, ваша борьба, ваше чтение вслух, ваши стихи, ваши танцы приобретают такой характер, вы становитесь счастливыми. Люди не осознавали, что время идет – наоборот, хотелось, чтобы оно быстрей прошло. Потому что, может быть, в будущем году что-то изменится. Потому что бессобытийность и глухота, вот может быть в будущем году что-то произойдет, может быть, напечатают. Мы же с вами говорили уже, разве может сейчас произвести фурор книга “Доктор Живаго” или “Мастер и Маргарита”? Уже не может произвести фурор. Уже исчезли во эти звонки, когда мы звонили друг другу: “Ты читал? Ты видел? Ты читал?” Вот это было же счастьем.
Вопрос: Сейчас очень много говориться и по телевидению и в средствах массовой информации о достижениях нашей страны в уходящем году, о достижениях Президента. А Вы могли бы назвать именно свое личное достижение, которым могли бы гордиться?
Ж.: Вот в прошлом году угнали машину, а я как-то себя вёл нормально. Не так часто приходится себя проверить, я не унижался, не просил ничего и мне стало приятно с собой иметь дело. Я понял, что я не так плох, как мне всегда кажется.
М.: М.М., из того, что Вы прочитали, мне как-то так очень запала тема про выборы. Почему Вас так интересуют выборы будущего года?
Ж.: Я видел выборы, я видел людей, которые идут на выборы. Короче говоря, рожи такие, что становится страшно. Почему они хотят в парламент? Есть же в конце концов рестораны там, клубы. Туда можно с женщиной. Можно не одному. Мне кажется, что у каждого какие-то свои планы и мы где-то на последнем месте. Вот наверное так.
М.: Вы так говорите, но ведь парламент же не назначается, парламент выбирается людьми. Вот кого люди выбирают, те туда и попадают. Значит у нас такие люди, которые выбирают такие лица?
Ж.: Потому что люди выбирают такие лица. Наши люди другие не выбирают.
М.: Почему?
Ж.: Потому что они такие выбирают. Если бы я знал!
Вопрос: А если Вам будут предлагать в парламент?
Ж.: Не пойду, уже предлагали.
Вопрос: Точно, железно?
Ж.: Мне предлагали. Я взял пять дней на размышление. Мне звонили летом. В парламент, от демократической партии. Это было лет десять назад. Я взял пять дней и наслаждался. Я ходил по Одессе и говорил: “Изя, ты слышал? Мне предлагали в парламент”. Он говорит: “Миша – и что?” Я говорил: “Не знаю, что делать”. И я вот так по городу походил, кого я только не останавливал, я говорил: “Ты слышал?” Он говорил: “Не слышал”. “Мне предлагали от демократической партии”. Я почему не могу пойти, я не могу оскорблять других и не могу переносить оскорбления. А это, особенно во время выборов, надо было бы пережить. Я боялся, во-первых, что опубликуют список всех моих баб, огромный причём. Список большой. Дома будут вечные скандалы. Наташа будет идти пальцем по списку и говорить: “А вот это вот написано: Ташкент 1985 год, кто это?” Я же был уверен, что будут разоблачения.
М.: Я предлагаю отойти от парламента, потому что у нас парламентские слушания. Поскольку у нас последняя передача года, то традиционный вопрос. Не вопрос интересен, а Ваш на него ответ. Это “человек года” и, если можно, “анти-человек года”.
Ж.: Я думаю, что я присоединяюсь к общему мнению, я уже прочел и доктор Рошаль, это действительно фигура такая, который проявил и мужество и смелость. Я бы поставил на место анти-человека Усаму Бен Ладена. Это два человека, которые действительно: один герой, другой антигерой. Оба много работают. Этот взрывает, этот лечит. Но с каким упорством оба работают! Ведь в этом ужас. Как все таки в человеке, как в человеке добро и зло… Что вот я подумал только что, между собственными словами. У меня иногда бывает, что между собственными словами я еще думаю, хотя говорю быстро. Зло в человеке заложено с детства, как мне кажется, человек с этим рождается. Вот в крошечном ребенке зло. Добро может только постепенно наращиваться папой, который говорит: “Следи за мной”. Вот я говорю: “Следи за мной, следи за полетом отца. Отец жужжит, отец улетел, отец прилетел, отец пожалел”. Вот отец как бы “добрый”, как ему кажется. Вот следи, отец посочувствовал, отец пожалел. Мать, дедушка, пожилые люди сочувствуют больше, они острее чувствуют муки, они знакомы с муками. Поэтому вот добро накапливается в человеке – накапливается. Только потом ты понимаешь вдруг, что ты добрый человек, только потому, что ты его накопил. И оно не передается, к сожалению. И надо опять начинать с ребенком опять всё с начала.
Вопрос: Скажите пожалуйста, с годами, оптимизма в жизни становится больше или меньше?
Ж.: Больше. Не знаю почему. А может быть знаю, почему. Сейчас попытаюсь ответить. Потому что ты видел много плохого. И ты понимаешь, что сейчас лучше. Вот я это понимаю. Я не могу это передать. У меня между моим листом и мною никто не стоит. А здесь всегда было столько людей, вы не представляете. Которые все время корректировали вот перед тем, что я скажу, вот выйду к публике. Вот этого нет. Ночью есть возможность поесть. Этого никогда не было. Вы, допустим, уехали в другой город. Простая вещь. Вы уехали в другой город на гастроли, вы уехали в командировку. Вы забыли носки, вы забыли свитер, вы забыли рубаху. Что вы должны были раньше делать? Возвращаться обратно. Вы должны были писать дикую телеграмму: “Вышли мне срочно с проводником, я без теплых носков, это ужас, я умираю, мерзну, не в чем ходить, здесь морозы”. Сейчас можно войти и купить в любом Омске, в любом Красноярске эти теплые носки. Вы что-то забыли? Нет проблем. Проблема в одном – деньги. То есть, одна проблема стала взамен тысячи проблем. Вот поэтому у меня оптимизм, он не просто так, он намного выше. Исчезли, конечно, наши песни у костра, наши байдарочные походы, наша дружба, наши люди, которые с нами рядом сидели, которые уехали добывать разный хлеб. Вот это исчезло. Это тоже оптимизм, с ними всегда можно встретиться и поговорить.
М.: А Вы не устаете от жизни? Потому что мне кажется, что с годами человек устает от жизни и от этого меньше оптимизма. Или это не так?
Ж.: Нет. Я устаю от жизни, дома у меня нет оптимизма. Ну нет дома оптимизма. Дома ни у кого нет оптимизма, у всех нет оптимизма. Я не знаю, почему. Часто в семье не совпадают простые ответы на простые вопросы. “Не вешать туда, не вешать сюда, мне холодно будет, надо включить, нет мы не будем включать, а как же – я буду мерзнуть, давайте мы радиатор включим…” Это всё вот это - ничего в этом оптимистичного нет. “А что ж я опять жру вот этот борщ, сколько можно, шестой день я его ем, эта кастрюля не кончается никак!” Вот я показываю этот борщ, я показываю эту кастрюлю, я пытаюсь заглянуть, а там всё еще полкастрюли и сколько можно этот борщ кушать? И вот так далее, это бесконечно. Но это не пессимизм, это мелкая возня мышей. Вот это мелкое такое всё. А общее – ну если ты, Миша Жванецкий, чуть взлетишь над страной, ну чуть посмотришь тенденцию – не просто разоблачать коррупцию, которую невозможно разоблачить, и вообще невозможно о нее избавиться и люди брали и будут брать и, может быть, это даже помогает что-то строить. Может быть, даже точно. Если чуть взлетишь над страной и посмотришь, куда она движется, то кажется, что (я вам опять прочту) “мы сидим, лежим, валяемся на правильном пути”.
Вопрос: М.М., Вы сделали замечательный подарок – подарили формулу счастья, подарите еще один подарок, сформулируйте, что такое “смех”?
Ж.: Смех – реакция умного человека на окружающее.
Вопрос: Нам здесь очень хорошо с Вами. А если бы, не дай бог, Вы бы оказались вдруг в Грозном, в аудитории? Над чем бы вы там стали смеяться вместе?
Ж.: Вы знаете, ну над этим же. Ну очень смешно и непонятно, если, приезжая в город, вы меняете репертуар. Либо вот, выступая в больнице, вы будете говорить о болезнях. Как, что бы вы ни говорили. Выступая перед ранеными на фронте… я вырос в госпитале, мой отец был сначала на фронте, потом этот госпиталь эвакуировался, он был главным врачом госпиталя. У меня есть фотографии, где люди стоят на одной ноге, с мячом в руках (они разрабатывали руки, одноногие. Потом они же ходили по базарам, они всюду ходили в пижамах больничных, это же раненые ходили. И выступали там артисты, ну вы видели фильм “Оперетта”, вы видели фильм “Актриса”, я бы читал точно это же самое: о любви, о скандалах, о семейных отношениях. Не приспособился бы я к этому. Я не знаю, поехал бы я в Грозный, я когда-то отказался ехать в Афганистан. Если мне не нравится война, я не выступаю там. Мне не нравится, я не одобряю.
М.: Я думаю, что мы уже постепенно идем к Вашим финальным каким-то чтениям. Что Вы хотите сказать людям в преддверии Нового года?
Ж.: Это моё старое такое наблюдение насчет мужчин.
“У мужчины в жизни две задачи, две великие проблемы – как соблазнить и как бросить…”
Лариса Ивановна Голубкина, Народная Артистка России: Я знаю, что Вы совершенно не любите есть, вообще не любите еду, вообще как-то так с трудом иногда время от времени едите?
Ж.: Тогда бы у меня встреча.............., что же я люблю, по вашему?
Голубкина: Вот Вы где будете Новый год встречать и тогда что бы Вы хотели на Новый год такое вкусненькое съесть? Простое такое...
Ж.: Умница какая, вот ведь какой простой чудный вопрос. Больше всего я люблю раков. Я вырос возле раков, вот этих “насекомых”, “млекопитающих”, “пернатых” - как угодно. Это вкуснейший народ. Самое вкусное, что есть - это раки. Я всегда вначале смотрю на них с недоумением кошки, потому что это что-то такое - оно шевелится и непонятно, можно лапкой попробовать, пахнет рыбой, но невозможно ничем его даже пощекотать, непонятно как это всё и похоже на мышь и такой же серый и ползет куда-то... Вот вначале недоумение кошки... К сожалению, потом приходится эти прелестные существа варить, вот это самое вкусное, с пивом. И еда должна быть - моноеда. То есть одной едой надо как следует, любишь баранину - навари себе, съешь один раз, удавись, один раз съешь и пойми, что это такое. Правильно? Так что я люблю, к сожалению, очень простые вещи. Ларисочка, ну мы все, видимо, любим то, с чем мы выросли - котлеты куриные, гречневая каша, борщ - куриный же. Всё тогда варилось из курицы, из этой же курицы варился бульон, из этой же курицы варилась лапша, из этой же курицы какие-то были ножки, какие-то были... всё отдельно, потому что одну курицу дней шесть мы ели втроем и вот это всё. Значит я люблю вот это, люблю борщ, с удовольствием съем. Однажды...
Голубкина: На Новый год?
Ж.: Вы спросили “на Новый год”? Я расскажу один смешной случай. Я сидел в Симферополе, парень пил водку (мы за столом сидели после концерта), пил водку и закусывал мацой. Я спросил: “Слушайте, с какой стороны у Вас маца?” Он говорит: “Со стороны матери”. Что я бы съел на Новый год? К сожалению, это будет не родной дом, мы идем в гости. Отдельный дом там, поэтому у нас там даже будет комната, поэтому мы берем с собой Митьку и он там будет спать и мы сами там, наверное, останемся, потому что это будет за городом. Что там будет из еды... Раков точно не будет. Вы заметили как все телевизионные каналы в конкуренции друг с другом стали одинаковы? Одинаковы. Вы заметили, как еда в гостях, в конкуренции друг с другом, стала одинаковой? Вот как ни странно, раньше, когда всего было мало, она была разнообразней. Сейчас всё получается одинаково. Это я всё сейчас говорю, стараясь вас повеселить, потому что последнее, то что я написал, довольно такое “суховатое”, хотя я надеюсь, что вы разберетесь, что можно пожелать народу-то, народу-то не будешь же шутить. Когда такое, страшное такое предложение. Я почему знаю об этом, потому что мы с Андреем говорили о том, что надо, что вот она выйдет тридцатого, надо что-нибудь пожелать. Значит, вот я и пишу: “Остался один день до 2003 года. Мы дожили, это главное. Мы на перепутье, мы не может стать такими, как другие, нас многое отличает. Мы лежим, сидим, валяемся на правильном пути, сказал я, на пути, которым прошли все, поэтому здесь нет ошибки, наконец-то. Бандитизм, проституция, воровство и продажность – расплата за мир. Войной всё это можно было уничтожить, мир всё это допускает. Свобода поначалу имеет такое выражение лица - так я думаю - как сейчас. Нам продают только то, что мы покупаем. Значит, мы такие. Продавцы лживы и лукавы, но у них есть свои продавцы. Нам открылся другой мир, где мы – спрос, мы и формируем то, что нам показывают и продают. Но нормальная жизнь в нестоптанных туфлях с сытым желудком – уже здесь. Мы открыли дверь и вошли в неё. Каждому есть, что делать. Один создает кино, второй смотрит. Таков расклад человечества. Расплата за богатство, говорю я - изоляция, охрана, стресс и риск не вернуться домой. Расплата за бедность – масса свободного времени, любовь, дружба, легкое перемещение в пространстве и мечта разбогатеть, чтобы отведать сказанное выше. Есть еще артисты, мотающиеся по клубам всю новогоднюю ночь, выходящие с двумя шутками и одной песней тридцать два раза в ночь. Кто им завидует – тоже плохо знает жизнь. Исчезла дружба, появилась конкуренция и скрытность, потому что один стал резко отличаться от другого. Однако, есть возможности у всех, при наличии мозгов или мышц можно жить, где хочешь. При отсутствии этого – можно жить только здесь, выбивая зарплату хитростью или голодовкой. Можно осесть на своей земле, понять и возделывать её, чтобы не созерцать чужие моллюски в кляре и чужое вино, от которого не одна истина рождается в споре, а две - и душевного разговора не возникает. А делать своё. Поэтому пить, есть и целовать нужно только своё”. Хорошая фраза. Дальше такая фраза: “Наш человек посильную задачу любит, а непосильную задачу просто обожает, что показал опыт строительства социализма в отдельно взятой стране. Ну ничего особенного не построили, но имидж себе в мире очень здорово подняли. Хотя и отстали в обеспечении друг друга продовольствием, обувью и одеждой. Поэтому на БАМ ездили не только по велению сердца, но также и жены, пославшей мя. БАМ стоит, Братск стоит, Колыма зовет, всё ждет практического применения. Разбогатевшие люди нас раздражать не должны, только на их фоне мы чувствуем себя честными и порядочными, если это еще кому-то нужно. Кроме совести, литературы, балета и прочих непрактичных достижений, у нас есть одно главное, что должно нас накормить и одеть - у нас есть наша страна, к штуцерам и шлангам которой припала масса цивилизованных народов. У нас есть земля, которая была ничьей и так же выглядела. Настоящая семья, я утверждаю это давно, это муж, жена, дети и их земля, где они хозяева. Они хозяева не “на этой земле”, как писали раньше, а “этой земли”, а не “на этой земле”. Чтобы было, что передать детям. Когда нет своей земли, мы как мухи на куске мяса – кыш и взлетели. “Пошли вон отсюда” – и все пошли вон отсюда далеко-далеко, где что-то можно купить за свой ум или тело или знания. Мы выпьем в эту ночь за привязанность к стране, за превращение “страны” в “Родину”, за минимум контактов с властью, с медициной, с милицией, с прессой, с телевидением, со всем, где можно узнать то, чего мы не хотим. Август нужно вычеркнуть из календаря, пусть будет июль-два, лишний летний месяц нам не помешает. Дальше, мы видим, что происходит, если кому-то мешать жить на этой земле, у нас всё время идет бессмысленная и показательная война. Ценности остаются прежними – ум, порядочность, запах ребенка, шум летнего сада. Счастье, когда ты из дома спешишь на работу, с работы спешишь домой, а неприятности будем переживать по мере их поступления, а еще лучше не переживать, а идти дальше, ибо сегодняшняя цель ясна: там уже живут”. Я хочу всех вас поздравить с Новым годом, всех, кто будет смотреть это – хочу поздравить с Новым годом. Ну, пожелать я пожелал, я пожелал главное - чтобы ушел страх этот, ну я сказал всё, не буду ничего повторять. Просто хочу сказать – чтоб мы все были веселы и чтобы я был весел, мы все должны быть лучше и жить лучше. Всё.